Российский политолог, научный сотрудник Карлова Университета в Праге Александр Морозов анализирует противостояние России и Запада в последние месяцы. По его мнению, Кремль в ближайшее время не планирует использование войск для решения кризиса вокруг Украины. Полностью беседу можно послушать в подкасте «Включите звук».
— В последние месяцы происходит то, что в советской печати называли «эскалацией напряженности» между Востоком и Западом. Главными эпизодами этого процесса стали кризис с мигрантами на польско-белорусской границе, маневры российских войск вокруг Украины, требование гарантий нерасширения НАТО, угрозы новых санкций. На ваш взгляд, какие главные цели преследуют Кремль и коллективный Запад?
— В этой ситуации много сторон. Соответственно, много факторов, которые складываются из представлений сторон о том, чего они хотят достичь и чего могут достичь. Это непростая ситуация, и главное, что она не слишком управляема. Она очень масштабная. Наблюдая за ней, мы видим, что возникают какие-то понятные запланированные шаги, с другой стороны — события совершенно хаотические и довольно опасные с точки зрения дальнейшей эскалации.
Все началась с того, что примерно в конце 2020 — начале 2021 года переговоры в Минском формате зашли в полный тупик. При том, что в середине 2020 года, всего за полгода до этого, все выглядело иначе. Тогда шли активные консультации между Москвой и Киевом, которые завершились прекращением огня в Донбассе, обменом пленными. Возникли обнадеживающие представления о том, что Минский процесс может пойти дальше. Киев вместе с немецкими и французскими дипломатами начал готовить «дорожную карту» дальнейшего урегулирования, но в феврале 2021 года замглавы администрации президента РФ Дмитрий Козак заявил, что эти «дорожные карты» не годятся для этого. Они, по словам Козака, только вносили неопределенность в ситуацию, не удовлетворяли Кремль. На этом переговоры приостановились.
Киев начал предпринимать активные дипломатические шаги для того, чтобы заручиться поддержкой Запада: США, Евросоюза и НАТО. Это все вызывало достаточно болезненную реакцию у Путина. Нарастало непонятное новое положение, при котором было неясно, что вообще дальше будет с переговорами, с Минским форматом.
В это самое время Владимир Путин активизировал военную группировку на границе с Украиной. Она там была и ранее, безусловно. Это не было секретом. Как потом неоднократно заявляли различные военные чины Украины, руководители разведки и политические лидеры, они прекрасно знали, что она там стоит.
В апреле произошла активизация российских войск. На это обратил внимание президент США Джо Байден, который воспринял это как некую угрозу. И мы видели, что начиная с апреля 2021 года в мировых медиа появились публикации о подготовке России к каким-то военным действиям. Вот с этого момента началась активная фаза политического кризиса, который привел к очень тяжелым последствиям, и который еще не закончился.
— Вы согласны с теми, кто считает, что Кремлю удалось в январе 2022 года добиться своего на дипломатическом фронте, поскольку сегодня переговоры возвращаются к Минскому формату, а он выгоден российской стороне?
— Нет, я бы так не сказал. Этот кризис привел к тому, что все стороны по-прежнему смотрят на Минские соглашения как на бесперспективные и тупиковые.
Действительно, в течение долгого времени, особенно в 2015–2020 годах, европейская и мировая дипломатия исходили из того, что Минские соглашения плохие, они не реализуются, но, тем не менее, их надо все равно поддерживать, потому что они гарантируют заморозку конфликта. Эти соглашения позволяют решать некоторые очень важные технические вопросы. Например, вести переговоры в рамках этого формата по разминированию или по увеличению числа пропускных пунктов на линии разделения. Это все были очень полезные вещи, потому что стороны могли говорить друг с другом и облегчать положение гражданского населения.
На это все долго опирались, но затем здесь стала нарастать усталость. Общаясь с немецкими и французскими дипломатами, я хорошо видел, что все крайне устали от неразрешимости ситуации. От того, что невозможно пробиться к урегулированию с помощью этого формата. Все знают почему. Дело в том, что невозможно провести выборы на неподконтрольной Киеву территории до демилитаризации. Давно все понимали, что если бы Кремль реально хотел урегулирования, то он согласился бы на создание какого-то международного консорциума, который бы обеспечил демилитаризацию. После этого были возможны и выборы, и создание новых администраций на территории ЛНР-ДНР, и возвращение этих территорий в состав Украины. Хочу подчеркнуть, что эту схему хорошо описал Григорий Явлинский в том документе, который только что приняло «Яблоко».
Важно, на мой взгляд, что нынешняя ситуация, к сожалению, не продвигается к урегулированию. Начались консультации, но первый раунд, который состоялся 25 января, закончился тем, что Дмитрий Козак очень пессимистично выступил на итоговой пресс-конференции. Скоро будет следующая встреча в Париже, но надо сказать, что это консультации, которые не способствуют решению проблем. Можно бесконечно долго встречаться, собираться, высказывать одни и те же позиции, но не продвинуться ни на шаг.
Мне кажется, что Кремль будет продолжать настаивать на том, чтобы украинская Верховная рада приняла решение, которое она принять не может: согласиться на выборы в ситуации, когда все руководство неконтролируемых территорий имеет российские паспорта, там находятся российские военные. Плюс не соблюдается условие, согласно которому все оружие должно быть размещено на контролируемых международным консорциумом складах. Этого ничего нет сейчас, поэтому не возникает надежд на то, что Минские соглашения дальше куда-то двинутся в результате этого кризиса.
— Если мы условимся, что переговоры в рамках этих соглашений — это тактика, то каковы тогда стратегические задачи Москвы, которая проводит маневры на границе с соседним государством, требует письменных гарантий о том, что НАТО не будет расширяться, угрожает признанием ЛНР-ДНР. Чего Владимир Путин хочет добиться, на ваш взгляд?
— Мне кажется, что Кремль очень четко обозначил свои цели. Их две. Они взаимосвязаны между собой в понимании Путина, его окружения и политических руководителей России.
Первый пункт: Украина должна быть нейтральным государством и не вступать в военные блоки.
Второй пункт: Кремль добивается заключения некоего нового договора о коллективной безопасности в Европе. Договора, который учитывал бы те интересы, который Путин формулирует как интересы Российской Федерации.
Нет никаких сомнений, что Путин этого добивается. Здесь есть большая проблема. Во-первых, Кремль уже получил отрицательный ответ по поводу Украины. Суть ответа в том, что Кремль в XXI веке не может диктовать соседним государствам их исторический выбор. Это подтверждено в результате кризиса. Абсолютно все европейские руководители, НАТО, США — все этот тезис высказали. Да, можно вести переговоры о безопасности, но Грузия, Молдова, Украина сами определяют свой выбор. На них Кремль влиять не может.
Что касается второго важного пункта, то здесь тоже очень сложная ситуация. Много раз прозвучали слова о «Хельсинки-2». Больше того, американские эксперты по России, хорошо знающие историю дипломатии, допускают начало процесса по работе над новым договором о безопасности в Европе. Это не быстрое дело. Подготовка Хельсинкских соглашений заняла примерно 12 лет. Процесс был длинным, было неясно, чем все закончится, но, тем не менее, соглашения были подписаны.
Многие считают, что для того, чтобы Кремль не создавал большой угрозы, можно втянуться в такие переговоры. На данный момент этого нет. Почему? Пока ни руководству НАТО, ни главам европейских государств, ни их обществам непонятно, зачем этот новый коллективный договор по безопасности, поскольку никакой угрозы внутри европейского мира нет. Все структуры безопасности в Европе функционируют. Для того, чтобы на Западе начался процесс движения к подобному договору, Владимиру Путину нужно создать значительно большую угрозу, чем сейчас. Такая грустная ирония.
Я надеюсь, этого не будет. Это не нужно российским гражданам и России. Тем не менее, ситуация такова, что всем непонятно, зачем нужен новый договор о коллективной безопасности, на котором так настаивает президент России.
Сейчас закончился первый раунд этого кризиса. Во втором мы увидим, каким образом Путин собирается дальше двигаться в сторону этого нового договора. Или, наоборот, Кремль скажет: «хорошо, остановимся, будем говорить по тем реальным переговорным трекам, которые предлагает Запад». Надо сказать, что руководство и США, и НАТО, особенно отдельные европейские страны, готовы к тому, чтобы вести переговоры с Москвой по конкретным проблемам безопасности. Эти темы обозначены. Можно договариваться по минимально допустимой дистанции для военных кораблей и авиации, чтобы избежать опасных инцидентов, о новых условиях проведения военных учений, чтобы не создавать ощущение тревоги у соседних стран. По кибербезопасности и так далее. Вот в такой ситуации мы сейчас находимся.
— Если первая фаза кризиса окончилась, чего можно ожидать на второй? СМИ переполнены предположениями: война с Украиной, ввод российских войск в ЛНР-ДНР, размещение базы российских подводных лодок где-то в Латинской Америке или нового оружия в Калининградской области…
— Да, это главный вопрос, который всех сейчас волнует. Мы пока не знаем всех ответов, но кое-что известно. Прежде всего, нам известно, что само выражение «военно-технический ответ» со стороны Кремля прозвучало. Кремлевские спикеры произносят подобные выражения, но мы не можем быть уверены до конца, что это: новая линия или что-то случайно сорвалось с языка, то есть это просто тактическое высказывание.
Если мы будем относиться серьезно к тому, что было сказано, то надо исходить из следующего: военно-технический ответ со стороны Кремля последует, и он будет означать дальнейшую эскалацию. Как оценивать перспективы? Это не оккупация Донбасса. На данный момент Кремль настойчиво подчеркивает свое желание участвовать в Минском процессе. Если Россия сейчас что-то сделает с Донбассом (присоединит ЛНР-ДНР, введет войска, примет угрожающее решение в Думе), то это будет означать, что Кремль первым выходит из Минского формата. Мне кажется, что Путин не собирается этого делать. Поэтому, на мой взгляд, разговоры о действиях России в отношении Донбасса пока слишком расходятся с намерением Кремля не выступать инициатором таких событий.
Второе. Военно-технический ответ, конечно, возможен. Много вариантов продумано, военные эксперты их набросали. Такой ответ просто подразумевает, что Кремль хотел бы и дальше поддерживать напряжение. Но его можно поддерживать за счет милитаризации Арктики, например. Не обязательно продолжать действовать на территории Украины или Белоруссии. Арктика сегодня затрагивает интересы всех скандинавских стран, Канады и США.
Если целью Кремля является поддержание эскалации, то у него для этого есть разнообразные инструменты. Москва может пойти на демонстрацию того, что она игнорирует некоторые договоры, касающиеся ракет, количества войск на сопредельных территориях. На это должны будут отреагировать НАТО, США. Они станут обсуждать, что с этим делать. Начнется сложный процесс. Надо помнить, что европейские страны и руководство Альянса ориентируются всегда на то, чтобы минимизировать военные действия, потому что в Европе никто не хочет дополнительных расходов.
Сейчас период, когда все страны вошли в период постковидной экономики. Существует всеобщая заинтересованность в экономическом росте. Никто не хотел бы его срывать. Какая-либо военная эскалация в Европе или вокруг нее крайне никому не выгодна. В случае дальнейшего обострения со стороны Кремля, Запад будет реагировать очень продуманно и осторожно, чтобы не вызвать дальнейшей неконтролируемой цепной реакции, эффекта домино.
Беседовал Петр Годлевский