С известным политологом Александром Морозовым мы увиделись на проходившем в Вильнюсе шестом Форуме свободной России. В рамках разговора в кулуарах мероприятия удалось затронуть основные горячие темы — начиная с так называемой «украинской повестки» кремлевской политики и заканчивая вопросом новой волны российской эмиграции и формируемой ею русскоязычной диаспоры за границей. Александр Морозов также рассказал о деятельности Академического центра Бориса Немцова, директором которого он является в данный момент. Упомянутый центр был открыт в феврале этого года в Карловом университете Праги.
Режим бесконечного реагирования
Что, на ваш взгляд, происходит в России в данный момент?
В России происходит три разнонаправленных процесса. Первый фундаментальный процесс, который все видят — это многочисленные проявления естественного старения путинского политического режима. Об этом свидетельствует масса различных эпизодов, а также анекдотических, нелепых и одновременно ужасных симптомов, которые проявляются совершенно хаотично. Все эти события не возникают из одного центра, но являются порождением различных центров силы. Многие видят, что старение политического режима приводит к некоторой потери управляемости. Если употреблять старое кремлевское определение, то «вертикаль власти» в том смысле, как она понималась десять лет назад — очевидным образом сейчас работает как-то иначе, или не работает вовсе.
Одновременное заметен второй крайне существенный процесс — это пенсионная реформа, которая показала, что население хоть и не охвачено массовыми протестными настроениями, но погружено в состояние очень большой неопределенности. Это сказалось, в частности, на осенних выборах. Данный процесс отражается не только в так называемых «кухонных разговорах», но заметен и в общественной сфере. Даже кремлевские политологи сейчас фиксируют, что осенние выборы, в их понимании, были очень опасными, что растет количество мелких, локальных протестов. Налицо растерянность население по отношению к будущему. На эту ситуацию влияет и то, что посткрымский патриотический подъем исчерпал свой ресурс. Как правильно писала социолог Элла Панеях, люди гораздо активнее обращают внимание на последствия пенсионной реформы, чем на новые факты внешнеполитических успехов вождя.
Третий существенный процесс, в котором присутствует новизна, заключен в том, что Путин начал свой четвертый срок, в отличие от предыдущих, без какой-то ясной и понятной стратегии. Все чувствуют, что среди нынешнего кремлевского руководства возникают какие-то сложные конфликты. Проще говоря, мы замечаем, что Вячеслав Володин и его люди находятся в одном положении, администрация президента и Сергей Кириенко — в каком-то другом, Владислав Сурков в третьем и т. д. Степень координации упомянутого процесса не очень ясна. Из-за этого огромный государственный аппарат — особенно чиновники среднего звена — находится в состоянии сильной неопределенности. Иными словами, чиновники приходят на работу, выполняют свои обязанности, но никто не знает, какие указания последуют завтра. Все живут в режиме бесконечного реагирования.
Какое место во всех этих процессах занимает так называемая «украинская повестка»?
Очевидно, что после 2014 года, как правильно пишут, вся российская политика украинизирована. Повестка, связанная с Украиной, занимает основную часть времени в новостях и т. д. Главным здесь является то, что градус враждебного, негативного отношения к Украине, который транслируется кремлевскими и околокремлевскими медиа, по-прежнему очень высок. Со стороны Кремля напрочь отсутствует намерение снижать уровень противостояния и эскалацию. Украина, мне кажется, в последний год в каком-то смысле слова нашла свой ответ на путинизм. Было сделано несколько очень важных шагов. Например, можно упомянуть некоторые победы украинской дипломатии в контактах с США. Автокефальная церковь — это тоже победа. Принятие Радой законов об ориентации на Евросоюз и НАТО — еще одна победа. Все эти события, на мой взгляд, оказывают новое и сильное влияние на ситуацию. В этом контексте, Кремль, в каком-то смысле слова, находится в более тяжелом положении, чем год или два назад.
А чего следует ожидать от России Западу?
На мой взгляд, никаких надежд на новый диалог и какое-то улучшение отношений в ближайшей перспективе не видно. При этом хорошо видно другое — все американские и европейские игроки поставили точку в вопросе надежды на какой-то диалог с Путиным. Вопрос лишь в том, каким будет новый стратегический курс в отношении России? Он пока еще не определен, потому что слышатся разные голоса. Одни говорят, что дело идет к тому, что Россия будет признана страной-агрессором и вообще — спонсором терроризма. Другие предлагают пойти путем старой американской двойной модели — наказания и поощрения, т. е. кнута и пряника. Для этого надо разделить две сферы — в одной продолжать санкции, а в другой вести какие-то диалоги. Есть и третий подход, которого придерживается часть немецкого истеблишмента, который говорит о том, что следует отделим политику от экономики и все-таки в каких-то пределах сохранять взаимодействие, поскольку политически сейчас ничего не получится, но сотрудничество в экономической сфере позволит потом, в случае изменений, восстановить и политический диалог. Вопрос в том, какой модус будет избран в конечном итоге.
Проблема токсичного проникновения
Хотелось бы спросить вас и про Академический центр Бориса Немцова, который вы возглавляете в Карловом университете. Какова функция данного центра?
Надо сказать, что это, в первую очередь, центр славистики. Он создан при университете. В его названии подчеркнуто, что он академический, поэтому его основная цель — исследования, работа со студентами. Но, при этом, Центр в этом году уже провел летнюю школу, в которой участвовали молодые люди из 8 стран — от России до США. Центр проводит публичные лекции и просто является одним из публичных центров коммуникации между европейскими и российскими интеллектуалами.
Имя Бориса Немцова, которое носит центр, обладает определенным символическим значением. Сказывается ли это на работе центра?
Центр создан в том числе и как элемент памяти Бориса Немцова. Достаточно упомянуть, что он создавался при поддержке и по инициативе дочери Бориса — Жанны Немцовой. До этого она создала Фонд Бориса Немцова в Германии, и этот фонд ведет большую работу во многих направлениях — в том числе оказывает поддержку и в академической сфере. В Чехии к этому относятся с пониманием, поскольку убийство Бориса Немцова — значимое событие не только для российской, но и для европейской политики. Это важный символический момент.
При этом нынешнее чешское руководство нередко называют «пророссийским». Так ли это?
Здесь весь вопрос в том, с чем мы сравниваем? Проблема российской токсичности и российского токсичного проникновения в страны Центральной и Восточной Европы достаточно серьезна везде. В последние два года многие аналитические центры, а также спецслужбы находящихся под ударом стран уделяют этой проблеме особое внимание. В то же время, где-то эта проблема более острая, где-то — менее. Если мы возьмем такие факты, как попытка организации переворота в Черногории, или странные связи правящей верхушки Австрии с Россией — то ситуация в Чехии не кажется столь тяжелой. Для этой страны, во-первых, существенно то, что она напрямую не граничит с Россией. Удаленность — это важный фактор. Второй аспект — у Чехии есть очень сильная прививка в виде памяти о событиях 1968 года.
Более существенная проблема, на мой взгляд, состоит в том, что в странах Центральной и Восточной Европы так называемые «старые либералы» находятся в плохом положении. Они проигрывают на выборах, у них слабые фракции. Но, надо сказать, что при этом нынешнее чешское правительство совершенно четко поддерживает ориентиры на ЕС и НАТО. Конечно, президент Милош Земан несколько раз делал яркие и глупые шаги по направлению к России, которые, хочу отметить, крайне негативно освещались в чешской прессе и позиционировались, как недопустимые. Между президентом и премьер-министром по этому поводу был даже публичный конфликт. Иначе говоря, я бы сказал, что не смотря на разные нюансы, после 2014 года чешское правительство в отношениях с Россией занимает довольно последовательную позицию. Только что новый министр иностранных дел Чехии Томаш Петришек сделал внятное заявление о том, что территориальная целостность Украины не ставится под сомнение и не будет ставиться никогда. Иными словами, выступил с осуждением российской агрессии.
Возможности культурного сопротивления
После агрессии в отношении Украины особое внимание уделяется и тому, каким образом Кремль может использовать в своих интересах русскоязычное население за пределами России. На ваш взгляд, насколько велика опасность нового использования такой тактики?
Я вижу здесь два момента. Во-первых, заметно, что Кремль несколько свернул концепцию Русского мира. Это очевидно. То, на что делалась ставка в 2014 и, может, 2015 году — теперь отодвинуто на второй план. Тем не менее, медиапоток, который Кремль создает на русском языке, все еще наполнен кремлевскими интерпретациями тех или иных событий. Основное влияние при этом оказывает не «RT» или «Спутник», у которых на самом деле довольно малый охват. Опаснее то, что через поисковики и почтовые серверы прокачиваются фактически одни и те же заголовки. В конечно итоге, какие-то интерпретации и нарративы просто попадают на уровень кухонных разговоров. Дело не в том, сколько лайков у конкретного материала, а в том, как в целом в информационном потоке движется та или иная интерпретация. В этом смысле — негативное и токсичное влияние Кремля несомненно наблюдается. На это обращают внимание в Европе. В качестве примера можно сказать, что, конечно же, не Кремль создает проблему антиэмигрантских настроений, но Кремль старается добиться эскалации этой темы.
В этом же ряду находится и постоянная критика европейского истеблишмента. Здесь Кремль тоже создает непрерывный информационный поток. Как только происходит какое-то кризисное явление внутри национального правительства кокой-нибудь европейской страны — Кремль начинает вбрасывать в эту тему свой пропагандистский материал.
Сегодня также можно говорить о формировании новой русскоязычной диаспоры силами нынешней волны эмиграции из Россия. Какова, на ваш взгляд, должна быть роль этой диаспоры?
Это непростой вопрос, потому что здесь наблюдается следующий важный момент — часто машинально сравнивают поток нынешней эмиграции с двумя предыдущими волнами российской эмиграции. Я имею в виду первую, которая была после Гражданской войны, и вторую — в 70-е годы ХХ века. Эти сравнения не совсем уместны, поскольку первая волна хлынула во время гражданской войны, а вторая проходила при наличии Железного занавеса. Говоря про нынешнюю волну, ее в первую очередь можно назвать потоком культурной эмиграции. В последнее время в Европе возникает все больше российских культурных площадок. Важно, что эти площадки создаются совместно и с другими этническими группами — если смотреть на культурные фестивали, то там присутствуют и украинцы, и беларусы, живущие в Европе, а также участвую местные жители. На данный момент невозможно оценить этот процесс до конца, поскольку он еще развивается. При этом, хорошо видно, что люди хотят уйти из под давления режима. Думаю, что эта тенденция приведет к тому, что за границей будет больше независимых русских медиа, больше образовательных площадок, появится больше грантовых программ для соответствующей деятельности. Мне кажется, что это очень важно. Понятно, что в России оппозиционные силы сильно ограничены в возможностях действовать. Там ничего невозможно сделать до тех пор, пока Кремль сам не решит как-то пойти навстречу обществу. Поэтому самое главное сейчас просто наращивать за границей возможности так называемого культурного сопротивления. Это в любом случае пригодится.
Беседовал Виктор Денисенко