ПУТИН ГОТОВ К ДОЛГОЙ НЕКОНВЕНЦИОНАЛЬНОЙ ВОЙНЕ

В каком направлении пойдет внутренняя и внешняя политика Кремля после выборов 2018 года? Посткрымская путинская политическая система такова, что Путин располагает мандатом населения практически на что угодно. Очевидно, что Путин во время предвыборной кампании не борется за поддержку аудитории с помощью конкретного пакета экономических или политических мер. Президентская кампания носит характер референдума о доверии в целом. Или даже является «аккламацией». Этот термин, описывающий античный механизм поддержки вождя в условиях прямой демократии, использовал известный российский социолог Лев Гудков для обозначения характера поддержки, которую получает Путин. После аннексии Крыма эта поддержка носит характер крика толпы, обращенной к императору:  «Веди нас!».

И это делает прогнозирование курса Кремля непростой задачей. Сознание широких слоев населения полностью погружено в схему «агрессивный Запад против встающей с колен России». Эта схема поддерживается не только политическими ток-шоу на федеральных телеканалах, но и системой работы с молодежью через школы и университеты, через все четыре парламентские партии (Единая Россия, КПРФ, ЛДПР, Справедливая Россия), через большую систему некоммерческих организаций, поддержанных государственными грантами и т.д.

Экономический блок в правительстве, руководство банков, корпораций занято адаптацией экономики к условиям санкций и изоляции. В этой среде хорошо понимают цену «геополитических рисков» политики, проводимой Путиным, но никакой «фронды», а тем более «раскола элит»,  нет. Проевропейская политическая оппозиция ослаблена и не может играть существенной роли в оказании давления на курс Путина. Региональные политико-экономические группы утратили самостоятельность после того, как Кремль в 2006 году заменил выборы губернаторов их назначением, а с 2007 года взял курс на создание крупных госкорпораций, которые за десять лет консолидировали крупные предприятия в разных концах страны в гигантские холдинги. Путин, несомненно, прислушивается к мнению главы Центробанка, к руководству силовых ведомств, входящих в Совет Безопасности, но и они теперь не в состоянии оказать жесткого влияния на решения Путина. Руки у него совершенно свободны.

Российская экономика в 2014-2017 гг.  адаптировалась к новой ситуации. Разрывы экономических связей с Украиной, со странами Евросоюза, высокий градус внешнеполитического конфликта с США, Великобританией, режим санкций и возникшая проблема «токсичности» русских капиталов, конечно, создала большие проблемы. Но Путин и его окружение опираются на несколько очевидных факторов: небольшой внешний долг, наличие резервов, сохранение высокой цены не нефть, новая выстроенная система импорта-экспорта в обход санкций и в целом — выход российской экономики в 2017 году из рецессии, — создают базу для самоуверенной политики.

Ежегодный рост в 1,5% или 2%, конечно, не позволит России удерживаться на высоких позициях, но и не создает катастрофы. Мировые прогнозы о том, что в более длинном горизонте российская экономика будет стагнировать с 0,5% в год,  восприняты серьезно экономистами, работающими на Кремль. В ответ на этот негативный прогноз Путин в своем ежегодном послании Федеральному Собранию — обозначил свой план: он делает ставку на большие бюджетные расходы на инфраструктуру (дорожное строительство, аэропорты, мосты, обновление системы коммунального хозяйства, развитие городских пространств и т.д.), на аграрный сектор, военно-промышленный комплекс. Он также собирается потратить большие средства на подготовку и переподготовку новой бюрократии, на создание автономных цифровых платформ. Россия не может участвовать в глобальной конкуренции высокотехнологичных проектов. Путин это хорошо понимает и формулирует задачи для экономики, находящейся в условиях автаркии. Он рассчитывает с помощью типичных для «реваншистских» режимов инфраструктурных бюджетных проектов создать занятость, поддерживать кредит и обеспечить лояльность больших групп населения.

Внешняя политика Путина опирается на три фундаментальные идеи. Причем важно понимать, что произошла замена «марксистского» исторического детерминизма — на геополитический. События будущего описываются в таком дискурсе как «неизбежные», примерно, как в СССР —  «неизбежная победа коммунизма во всем мире».

Эта «неизбежность» доктринерски заданных процессов и событий позволяет разделить весь мир на тех, кто понимает «природу событий» и тех, кто живет в «предрассудках».

Три идеи таковы:

• в горизонте 2030-35 гг. неизбежна глобальная война, и к ней надо готовиться, чтобы в ходе войны защитить интересы России, а после ее окончания утвердить новый мировой статус России;
• США неизбежно окончательно утратят в ближайшее десятилетие свое послевоенное положение мирового гегемона и далее уже не смогут играть ту же роль в глобальной безопасности, что и ранее;
• Евросоюз не состоялся и распадется.
  У Путина на столе лежат доклады не с реальным описанием процессов и событий в окружающем мире, а доклады с фактами, непрерывно подтверждающими эти три необратимых мировых процесса, в контуре которых и должна действовать Россия как субъект мировой политики.

Пользуясь этими процессами и любыми способами усиливая их, следует стремиться к новому статусу России — такова концепция Путина, которую он ясно изложил в трех предвыборных выступлениях — в послании Федеральному собранию, в интервью NBC и в фильме «Миропорядок-2018».

Кремлевские публицисты прямо пишут: поскольку Россия значительно слабее сил Запада, то допустимы любые «партизанские действия», любые формы неконвенциональной войны. Ровно также читаются и последние выступления Путина: он не берет никакой ответственности за эти «партизанские» действия, но при этом и не собирается их расследовать и останавливать.

Весь лист инкриминируемых Кремлю действий, начиная с аннексии Крыма и заканчивая убийством в Лондоне,   хорошо известен. Проблема заключена в том, что на эти действия трудно ответить. Поскольку они лежат ниже институциональных «радаров». Институциональные политические жесты — санкции, высылка дипломатов и др. — не останавливают Кремль и не ведут к смене его позиции. А более решительные действия требуют очень широкого консенсуса — не только между лидерами государств — стран НАТО, но и между правящими коалициями и их избирателями. И Путин это очень хорошо понимает. Не случаен его ответ журналисту Владимиру Соловьеву, который спросил его: «Вас называют политиком,  ведущим хорошую игру с плохими картами». Путин в ответ не согласился, сказав, что его карты ничем не хуже, чем у других политических лидеров, у всех есть свои сильные и слабые стороны.

Кремль действует таким образом, как будто он уверен в том, что никакой консенсус достигнут не будет. Во всяком случае, до прямого военного вторжения на территорию страны — члена НАТО.

Безусловно, акция солидарности с Британией в конце марта 2018 года — высылка более 130 российских разведчиков, работающих под дипломатическим прикрытием — это важный шаг, меняющий всю картину противодействия Кремлю, начиная с 2014 года. Это создает хорошую основу для консолидированной проверки токсичных российских капиталов в США, Канаде, странах Евросоюза, для консолидированного давления на путинских олигархов. Но нельзя переоценивать возможные результаты этой стратегии давления на кремлевский бизнес: те, кто хочет пойти с Путиным до конца, уже сделали свой выбор в течение 2014-2017 гг.

Кремль будет отвечать на новые действия Запада все более и более нагло. «Война разведок», углубление дипломатических конфликтов и даже разрывы экономических контрактов и удар по глобальным позициям российских госкорпораций— все это не остановит Кремль. Путин ясно сказал: неся потери на короткой дистанции, он рассчитывает на «игру вдолгую» и убежден в том, что «детерминизм истории» на его стороне.

За спиной у него хорошо эшелонированная, подготовленная к долгому конфликту система. Это  —  одновременно и mafia-state, и  государство, превращенное в спецслужбу, с большой амбицией и с очень опасными практиками —  нечто подобное венецианской республике XVI века.

Перейдя через президентские выборы 2018, закрепив новое, посткрымское состояние своей политической системы, Путин в горизонте следующего десятилетия не отступит под давлением. А это означает, что стратегия Запада, рассчитанная на то, чтобы вернуть Кремль в рамки минимального доверия и партнерства, т. е. вернуть ситуацию к состоянию 2000-2013, не может дать никакого результата.  Правительствам стран Европы, ответственным силам в парламентах, университетам, международным организациями надо как можно быстрее действовать, чтобы объяснить гражданам — независимо от их политических взглядов — какую именно угрозу представляет собой Кремль, чего можно ожидать от расширения неконвенциональной, партизанской войны, которую ведут «повар Путина» Пригожин и подобные ему люди.  И почему военное и экономическое превосходство США и Евросоюза — вовсе не являются гарантией купирования той угрозы, которую представляет стратегия Кремля.

Здесь потребуется объяснить — примерно, как это сделал Уолтер Липпман широкой американской аудитории в 1938-1940 гг., — почему, из-за какой ценностной базы — для стран, дорожащих свободой, демократией и достоинством человека, — невозможно игнорировать расползающуюся по всему миру опухоль этой новой «венецианской республики».

Русский Вопрос. ПУТИН ГОТОВ К ДОЛГОЙ НЕКОНВЕНЦИОНАЛЬНОЙ ВОЙНЕ