Президентские выборы в Беларуси разворачиваются, как и ожидалось: опасно. Очевидно, что «союзное государство» приобрело совершенно другой смысл в контексте «посткрыма». До аннексии Крыма союзный договор как форма российско-беларусских отношений был чем-то вроде особого договора о добрососедстве. Только в очень узкой среде функционеров были люди, которые считали, что институции, порожденные «союзностью», ведут к созданию нового федеративного государства. Для обоих народов это была просто рамка партнерства.
Аннексия Крыма перевернула все в постсоветской Евразии, в том числе и смысл «союзного государства». Крым не прибавил Москве суверенитета. Но он радикально обнажил проблему постсоветских суверенитетов вообще. Назарбаев, по-видимому, это понял. Длинное правление привязывает суверенитет к личности. С этим хорошо жить в спокойные времена. Но это полностью размывает почву под ногами в плохие времена.
Именно это и происходит с Лукашенко. Суверенитет Беларуси оказался полностью стянут к политике постсоветского лавирования отдельно взятого политического ветерана.
Ему лучше уходить как можно быстрее, чтобы дать беларусам пройти сквозь опыт свободного выбора, который и укрепят народный суверенитет. И наоборот: каждое следующее сообщение об арестах или провокациях против несогласных продолжает создавать Беларуси такой имидж в Европе, что и «внешний суверенитет» этой постсоветской страны отодвигается в серую зону, европейским политикам нет смысла с ним сильно солидаризоваться.
И до Крыма было ясно, что суверенитет стран бывшего восточного блока надежно защищен лишь у тех, кто вступил в ЕС и НАТО, а у остальных стран бывшего СССР он не может быть инерционно сохранен надолго только на подписанных когда-то документах о прекращении СССР и постсоветских конституциях. Крым ясно свидетельствовал: Кремль будет кусать слабого, нарушая любые постсоветские конвенции. Стало «возможно все».
Теперь получается, что все прежние диалоги Москвы с Минском читаются ровно также, как с Киевом. Юрий Лужков патронировал Севастополь 15 лет. И кончилось это аннексией. Константин Затулин в отношении Минска всегда с бесцеремонной ясностью формулировал то, что стало реальностью с декабря 2018 года, когда начался нынешний этап «принуждения Беларуси к самоопределению».
В Беларуси многие хорошо понимают опасность ситуации. «Лукашенковский суверенитет» испаряется вместе со всем «постсоветским транзитом» Беларуси. Новая конструкция может быть найдена только уже новой властью, располагающей уверенным мандатом, полученным на открытых, честных выборах. При этом нет никаких гарантий, что новая коалиция сумеет противостоять кремлевской олигархии, та обладает очень мощной гравитацией. У Минска — с Лукашенко или без — нет надежного плеча в Европе или США. Это не следствие неудачной дипломатии, а «онтология» европейской политики. Сильного плеча не получила даже Украина.
Фундаментальный вопрос заключен в том, что мало добиться ухода Лукашенко, надо увидеть стратегию, которая позволит создать новый суверенитет для Беларуси после его ухода. Такой, который позволил бы перевернуть последнюю страницу «постсоветского периода», но при этом и не влек бы за собой еще более опасный конфликт с Москвой, чем сегодня.
В историческом горизонте хороший исход только один. Мы часто говорим о нем в ответ на вопрос: «Вернет ли Россия Крым?». Ответ очевиден: вопрос о Крыме, как и все остальные конфликтные вопросы в Евразии, может быть решен в одном случае — если постсоветские страны выйдут на примерно общий уровень демократии. С общим вектором развития. Тогда легко решаются любые вопросы. Это будет — но не сейчас.
Сейчас Лукашенко выбрал худший — силовой — вариант выборов 2020 года. А это толкает ситуацию к «беларусскому крыму», т. е. какой-то опасной форме российского вмешательства, и тем самым не к новому суверенитету, а к дальнейшей эррозии старого, «беловежского». Это сдерживает развитие всего контура Евразии.