Аппарат Лукашенко готовится к проведению референдума о Конституции. Он назначен на 27 февраля. Лукашенко одобрил публикацию опроса Института социологии, из которого следует, что Лукашенко пользуется поддержкой 76% опрошенных. Эти данные — нерелевантны. Но они являются установочными данными. На такую цифру должен ориентироваться аппарат при проведении голосования на референдуме. Очевидно, что результаты референдума, с точки зрения Лукашенко, должны подвести итог все еще длящемуся политическому кризису в Беларуси. И если провал Лукашенко на выборах августа 2020 года — это одна крайняя точка континуума событий, то 27 февраля 2022 года — противоположная крайняя точка. И в этой точке, по замыслу Лукашенко, «обнуляются» все последствия прошлой неудачи. После референдума он будет считать, что полностью восстановил поврежденную легитимность.
Однако Лукашенко заплатил Кремлю уже слишком большую цену за удержание власти. Его статус радикально подорван и не может быть восстановлен никакими электоральными или иными процедурами внутри страны.
1
Есть три фундаментальных фактора. Первый заключен в том, что Лукашенко настолько далеко зашел в альянс с Кремлем, что утратил возможность использовать свое «политическое наследие» как основу для суверенного «транзита власти». То есть утратил возможность сохранить свою политическую систему по назарбаевской модели. Разумеется, Москва в любом случае оказывала некоторое влияние на выбор преемника или исход выборов в случае внезапной смерти Лукашенко. Однако политические элиты Беларуси сохраняли бы возможность дистанции от Москвы и суверенитет. Москва приняла бы любой выбор, в том числе и Николая Лукашенко. Но теперь ситуация радикально изменилась. В глазах Путина Лукашенко утратил вес. Он окончательно превратился для Москвы в одного из постсоветских ветеранов политической сцены, таких как Юрий Лужков или Аман Тулеев, уход которых полностью отдает территорию в распоряжение Кремля и его нового назначенца. Несмотря на то, что Лукашенко долгое время успешно маневрировал, заставляя Кремль считаться и с «многовекторной политикой», и с резкими действиями в отношении Москвы и временами с оскорбительной риторикой, теперь все это позади. Можно сказать, что Кремль не потребовал сейчас никаких конкретных услуг от Лукашенко в обмен на политическую поддержку, исходя из длинной стратегической цели — получить полный контроль над ситуацией в момент ухода Лукашенко. Лукашенко теперь укушен игуаной Кремля, и игуана просто доброжелательно сидит у постели укушенного.
Второй фундаментальный момент: у Лукашенко нет опций возврата к многовекторной политике. Все понимают отличие от последствий протестов 2010 года. Нет тех стратегий, которые предложили бы Лукашенко выпустить политзаключенных в расчете на восстановление политических коммуникаций с соседними европейскими странами и в целом с Западом.
Третий фундаментальный фактор: Лукашенко ради сохранения власти разгромил колоссальную модернизационную инфраструктуру, которая возникла в Беларуси его же усилиями в 2015-2020 гг. в период политики многовекторности. Она восстановима только после его ухода. Санкции оставляют ему только ворота на Восток. А вместе с тем и погружение вместе с Кремлем вместо гражданской модернизации в милитаризацию.
У Лукашенко существует только одна стратегия выхода из всех этих зависимостей: досрочные президентские выборы с участием реальных альтернативных кандидатов после освобождения политзаключенных. У Лукашенко, на мой взгляд, сохранялась бы возможность не допустить поражения в первом туре и побороться за себя во втором. Поражение во втором туре, если бы он решился на открытые выборы с участием международных наблюдателей, сохранило бы для Беларуси суверенный «транзит власти». Однако он на это уже не решится. А это означает, что у него нет другого маршрута, кроме перманентного инерционного дрейфа в сторону Кремля. И если в разные годы можно было говорить о «финляндизации» Беларуси (нейтралитет и сотрудничество) или «арменизации» (военная база плюс глубокая экономическая интеграция), то теперь следует говорить о политической «чеченизации» Беларуси. Лукашенко превращается во второго Кадырова. Речь идет не о создании «союзного государства», как рамки, которая сохраняла бы Беларусь в составе воображаемой «конфедерации», а просто о перемещении Лукашенко вместе с Беларусью как бы внутрь российской территории на условиях неинституционализованной «автономии Кадырова».
Спастись от этого с помощью референдума Лукашенко не может. Но может за счет досрочных выборов, условно возвращающих ситуацию к июню 2020 года.
2
Ситуация в Восточной Европе развивается очень динамично. Еще четыре месяца назад Лукашенко атаковал Евросоюз миграционным кризисом. Он инициативно создавал крайне эксцентричные угрозы — захват лайнера, провоцирование литовских и польских пограничников. Развивал риторику конфликта с Польшей, странами Балтии, с Евросоюзом в целом. Летом и осенью 2021 года Лукашенко выглядел как фронтмен крайне жесткой антизападной риторики, которую он предъявлял в первую очередь Кремлю, «продавая» ему важный тезис: якобы он берет на себя конфликт с Западом, «прикрывает» Путина, выступает буфером в этом конфликте, принимающим удар на себя. Однако в декабре доска перевернулась: у Кремля начался собственный масштабный конфликт с Западом, в центре внимания оказалась угроза вторжения в Украину. На фоне такого масштабного конфликта Лукашенко теряет инициативу. Он теперь не может быть «радикальнее Путина». Ему остается одна политическая опция: быть опасным балконом, нависающим над Украиной. Это худшее из того, что могло произойти с Беларусью. В Киеве многие высказывают опасение, что следующий этап эскалации в отношении Украины Кремль поведет не через Донбасс или Азовское море, а через Беларусь. Поскольку в таком случае возникнет ситуация «прокси». Впрочем, дальнейший инерционный дрейф Лукашенко в направлении Кремля создает для Путина хорошие возможности: ведь если Кремль начнет реализовывать так называемый «военно-технический ответ» на отказ Запада признавать «ультиматум о гарантиях», то этот ответ будет в сфере дальнейшего разрушения международных договоров в сфере безопасности. Где делать такие демонстративные шаги, связанные с размещением ракет или авиации? На территории Беларуси.
В этом смысле весь проект конституционных поправок, а на это уже верно обратили внимание в администрации Байдена, представляет интерес только из-за одной поправки — замены строки о «стремлении к нейтралитету» на строку о «недопустимости агрессии с территории Беларуси». Это — катастрофическая поправка. Стремление к нейтралитету — это позитивная цель. Эта формула создавала довольно широкое пространство для сохранения суверенитета. «Недопустимость агрессии» — это бессодержательная формулировка, поскольку понятие «агрессии» легко микшируется конкретным политическим решением: кибервойна, гибридная война с участием парамилитарных формирований, различные провокации, в том числе и с использованием военных инструментов — это не «агрессия» в узком смысле. Именно эта строка и является главным основанием, почему беларусы должны сказать на референдуме «Нет!». Эта строка делает их заложниками долгосрочного использования территории страны для гибридной агрессии. Де-факто — для войны Кремля против Запада.
3
В каком положении на фоне этих стремительных изменений, связанных с конфликтом Кремля и Запада, находится та часть беларусского общества, которая хотела бы избавиться от Лукашенко? Прошло больше года, внутри страны установлен режим тотальной слежки за любой попыткой общественной активности, никто не прогнозирует новой волны массовых протестов. Безусловно, что в стране остается огромный пласт «молчащих несогласных». Адаптации к постпротестной политике Лукашенко не произошло. Поначалу из Москвы ему советовали развить партийную систему по модели российской. Это, вероятно, могло бы создать какие-то коридоры для общественной активности, на фоне которой протестное движение оказалось бы отодвинуто в прошлое. Но Лукашенко отказался. Он продолжает видеть в этом угрозу для своей мажоритарной модели, опасается не удержать в руках даже процесс партстроительства по казенному кремлевскому образцу. За полтора года так и не получили никакого реального развития партийные проекты в Беларуси. Хотя в Москве на низком старте для нового этапа сотрудничества с подобными себе партиями давно находятся «Единая Россия», КПРФ, ЛДПР и партия Миронова. Мажоритарную модель Лукашенко замыкает на себя. Беларусы воспринимают Лукашенко как занятого исключительно спасением собственной власти. Так воспринимается вся его риторика и политические маневры. В результате, как показывают опросы Chatham House, нет никакой динамики, ситуация как бы «заморожена» в том же состоянии, в каком она была в июле 2020 года: Бабарико, хотя и в тюрьме, но остается в восприятии беларусов лучшей кандидатурой на продолжение модернизации с того места, где она была оборвана президентскими выборами. Радикальным кандидатам беларусы по-прежнему не доверяют. Тихановскую знают все. Ее не воспринимают как кандидата в президенты, но она себя и позиционирует как переходного общественного лидера, а не как президента.
Масштаб эмиграции таков, что следует сравнивать с бегством образованного класса из Испании во Францию при позднем франкизме, с бегством из Чили. Во всех исторических случаях такого масштабного потока из малых стран эмиграция в результате стала фактором послеавторитарного перехода. Недавно ветеран беларусской политической борьбы Андрей Санников написал неудачный полемический текст о Тихановской и ее офисе, но в нем он правильно отмечает: «Сегодня за рубежом под крылом вильнюсского офиса находятся десятки организаций, инициатив и фондов, число работников в которых стремительно растет». Действительно, офис Тихановской стал хабом, т. е. современной платформой, которая поддерживает даже уже не десятки, а сотни самостоятельных инициатив беларусов в разных странах Европы. Из страны уехало большое количество именно тех, кто составлял ядро деятелей периода модернизации 2015-2020, и образ Тихановской — политически нерадикальный и нацеленный на инклюзивный подход, т. е. на солидарность деятелей культуры, журналистов, предпринимателей в сфере креативных индустрий — работает очень успешно. Тихановская и ее штаб проделали и огромную дипломатическую работу, они создали активное международное представительство Беларуси за пределами страны. Поскольку возможностей стимулировать политическую активность в Беларуси в период спада практически нет, то поддержание коммуникаций в огромной среде беларусов, оказавшихся в Польше, Литве, Чехии, Германии, США, и борьба за то, чтобы беларусская антиавторитарная повестка не уходила из мировой политики, — это то, что можно сделать сегодня, и Тихановская оказалась лучшей кандидатурой для того, чтобы быть фронтвумен этого процесса.
4
Поскольку внешнеполитический контекст стремительно меняется, перед беларусской оппозицией встает вопрос: как реагировать на стремительное сползание Лукашенко в «чужую войну», в конфликт Кремля с Западом? Это непростой вопрос, потому что все лидеры беларусской оппозиции являлись сторонниками «многовекторной политики», все понимали значение России для Беларуси, и поэтому никто не ставил в центр своей риторики «европейский выбор», как это могли делать, например, сторонники Майдана в Украине. Хотя несомненно, что Владимир Путин предал беларусов, они ждали от него другой позиции в отношении Лукашенко, однако опросы показывают, что ориентация на Россию для беларусов остается такой же важной, как и ориентация на Запад.
Теперь ситуация, видимо, требует того, чтобы Тихановская отказалась от позиции «переходного общественного лидера» и заняла позицию представительства государства Беларусь. Одновременно придется сделать более жесткий мировоззренческий выбор в пользу Европы. В эмиграции невозможно будет дальше удерживать ориентацию на «многовекторность». Союзное государство из необременительной рамки стремительно превращается для беларусов в удавку. Надо искать новый концепт соседства с Россией. Хотя сегодня и завтра его не удастся осуществить практически, но его надо разрабатывать, он необходим.
И наконец самое важное: счастливое развитие Восточной Европы зависит не от того, рухнет ли режим Путина, и не от того, что Россия развалится, — а исключительно от синхронизации демократического развития обществ всего региона. Поэтому надо смотреть на продемократические силы Беларуси, Украины, России, Молдовы, Грузии как на исторических союзников, которые в целом на всем пространстве Восточной Европы ведут борьбу против опасности узурпации власти, против авторитаризма, и в исторической перспективе во всем регионе исчезнет гегемонистская радиация Кремля, которая калечит жизнь народов и ломает им свободное развитие, модернизацию и благополучное соседство с Евросоюзом.