Эскалация 2021 года. Последствия. Сценарии

Уходящий 2021 год создал новую конфигурацию в Восточной Европе. Она возникла в результате нескольких крупных факторов: изменений во внутренней политике России, активной дипломатии Зеленского, смены администрации в США, политического кризиса в Беларуси.

Надо напомнить, что Зеленский выиграл выборы, получив мандат на «политику мира», на снижение эскалации конфликта с Россией, который нарастал в последний год каденции президента Порошенко.

С мая по декабрь 2019 года в соответствии с этим мандатом Зеленский повел политику активных переговоров с Москвой, подчеркивая, что у его администрации есть планы А и Б. План А исходил из активизации переговоров с опорой на «формулу Штайнмаера», однако с учетом красных линий, которые Киев не готов был переступать. Тогдашний глава украинского МИДа Пристайко их прямо сформулировал, выступая 14 октября 2019 года на Совете ЕС по иностранным делам.

9 декабря 2019 года состоялся саммит «нормадского формата», Зеленский встретился с Путиным. Вплоть до июля 2020 года между Москвой и Киевом продолжались активные переговоры в разных форматах. Они привели к обмену пленными, разведению войск, регулированию пропускных пунктов, дали новый импульс работе гражданских организаций в зоне разделения.

Хотя Зеленский подвергался острой критике со стороны своих конкурентов на украинской политической сцене, которые обвиняли его в предательстве из-за готовности работать по «формуле Штайнмайера», Зеленский продолжал развивать переговорные треки, пока не стало ясно, что Кремль не хочет воспользоваться этой благоприятной ситуацией и пойти на какие-либо уступки. Кремль настаивал на реализации неприемлемых пунктов минских соглашений.

После того, как соглашение «о полном и всеобъемлющем прекращении огня» было подписано 22 июля 2020 года на заседании Трехсторонней контактной группы в Минске, во второй половине 2020 года Киев при поддержке Франции и Германии продолжал двигаться к выработке «дорожной карты» урегулирования, которую планировалось согласовать с Москвой.

8 февраля 2021 года Германия и Франция направили Москве проект рекомендаций «нормадского формата» для Контактной группы. Москва эти рекомендации отвергла. Дмитрий Козак — советник Владимира Путина по донбасскому урегулированию — заявил, что «представленный проект является чрезмерно «компромиссным» в том смысле, что его обтекаемые положения вызовут новые неразрешимые противоречия в Контактной группе».

16 февраля 2021 года Москва направила всем участникам переговоров свои поправки к рекомендациям. На этом движение в направлении «дорожных карт» прекратилось. Уже в марте внимание было приковано к передислокации российских воинских частей на границе с Украиной. В апреле 2021 года Путин заявил, что не будет обсуждать с Зеленским проблему Донбасса. Одновременно с этим зашли в тупик встречи представителей Киева с представителями ОРДЛО при посредничестве ОБСЕ. С этого момента ситуация вокруг урегулирования начала быстро деградировать и завершилась публикацией Дмитрия Медведева 11 октября 2021 года о том, что с нынешним руководством Украины контакты бессмысленны и Кремль намерен ждать смены руководства в Киеве.

А 17 ноября российский МИД опубликовал на своем сайте переписку Лаврова с Х. Маасом и Ж.-И. Ле Дрианом. Этот эксцентричный шаг, нарушающий нормы дипломатии, был предпринят для того, чтобы обозначить полную невозможность дальнейших переговоров в «нормандском формате» о реализации минских соглашений и переложить ответственность за это на Германию и Францию.

Иначе говоря, уже в конце 2020 года команда Зеленского вступила в ситуацию полного исчерпания плана «А», исходившего из «мандата мира». Это происходило в ситуации, когда Москва оказалась в центре международного скандала, связанного с отравлением А. Навального. В Беларуси в этот момент продолжался политический кризис, вызванный президентскими выборами, и формирование нового альянса Лукашенко-Путин. Одновременно заканчивалась каденция Д. Трампа, в США шла ожесточенная избирательная кампания.

В этой ситуации Киев перешел к плану «В», который заключался в резком усилении всей дипломатической активности Киева и активной информационной войне против Кремля.

Киев повел активные переговоры о перевооружении украинской армии, о поставках летального оружия из США, дронов из Турции, современных систем ПВО. Киев быстро довел до практического результата проект «Крымской платформы». Офис президента Зеленского с апреля 2021 года начал делать заявления о том, что минский формат зашел в тупик и необходимо привлечь США к минскому формату. В 2021 году последовал ряд болезненных для Кремля шагов Киева — блокировка трех пророссийских телевизионных каналов «112 Украина», ZIK и Newsonе (февраль), решение СНБО о реестре запрещенных сайтов (июль), домашний арест Медведчука (октябрь).

Международная активность Зеленского и его аппарата в 2021 году действительно напоминает переход к плану «Б», т. е. к созданию новой международной коалиции вокруг проблемы российской агрессии против Украины, к наращиванию давления на Москву и работы на опережение в информационной повестке.

Этот поворот в украинско-российском противостоянии происходил в тот же самый момент, когда Александр Лукашенко вместо снижения градуса политического кризиса в Беларуси решил его «глобализовать»: 23 мая Минск принудил к посадке гражданский лайнер с Романом Протасевичем на борту, в начале августа начался прорыв мигрантами беларусско-литовской границы, а затем и более масштабный кризис на границе с Польшей. Эти действия сопровождались риторикой Лукашенко не только в адрес Запада, но и в адрес Украины. В результате в Киеве появились обоснованные опасения, что Беларусь при Лукашенко окажется в положении «кремлевского прокси», руками которого Кремль может спровоцировать военный конфликт с Украиной.

Главный итог 2021 года — милитаризация в регионе. Россия держит на границе с Украиной группировку, которая вызывает большое внимание. Украина готовится к отражению военной провокации или вторжения. Польша, Литва, Латвия использовали не только полицейские, но и военные подразделения во время мигрантского кризиса. Для каждой из этих стран встал вопрос о действиях в случае, если кризис на границе примет более острый характер. Руководство НАТО меняет стратегию в отношении региона. Кремль реагирует на это более жесткой и злобной риторикой, чем прежде.

Каков прогноз в отношении этого кризиса 2021 года, который оказывает влияние на все страны Восточной Европы?

Надо учитывать следующие факторы:

1. «Нормандский формат» и дальнейшая работа по минскому протоколу парализованы и не восстановятся в обозримом будущем.

2. Милитаризация станет существенным фактором на границах Беларуси с Евросоюзом, Украины с Россией и Беларусью. Милитаризация Черного моря усилится.

3. Россия и Беларусь выпадают из так называемого «альянса за демократию». Хотя в настоящий момент эта инициатива находится в ранней фазе и перспективы ее неясны, однако важен сам факт того, что альянс прочерчивает политическую границу в Восточной Европе, по одну сторону Россия и Беларусь, а Украина и страны Центральной Европы — по другую. Светлана Тихановская приглашена участвовать в «Саммите за демократию» от Беларуси. Это — болезненно и для Минска, и для Москвы.

4. Различные меры безопасности по границам «альянса двух диктаторов» будут усиливаться, а это ведет де-факто к развитию альянса «пограничных стран от моря до моря».

Лукашенко, оставаясь во главе Беларуси, не сможет — в отличие от ситуации после подавления протестов 2010-го — вернуться к «многовекторной политике». До его ухода Беларусь вынуждена будет действовать в антизападном контуре вместе с Кремлем.

5. Новый этап конфликта Кремля с Западом влечет за собой дальнейшие репрессивные меры в России в отношении медиа, гражданских активистов и деятелей культуры. Общественная атмосфера в России стремительно ухудшается с момента, когда Кремль принял решение посадить Навального, а его движение объявить экстремистским. Различные репрессивные меры осуществлялись весь 2021 год, и они не остановятся — во всяком случае до президентской кампании 2024 года.

6. Милитаризация региона неизбежно влечет за собой секьюритизацию многих общественных коммуникаций. Спецслужбы России и Беларуси ставят под контроль все возможные контакты организаций и граждан своих стран с европейскими партнерами. Под угрозой находятся сложившиеся культурные и образовательные коммуникации.

«Новая холодная война»?

Эти факторы ведут к тому, что отношения между Западом и «альянсом двух диктатур» все чаще называют «новой холодной войной». Однако в настоящее время эта метафора еще расходится с реальностью. «Холодная война» предполагала три пакета действий со стороны Запада:

1. политику военно-политического сдерживания,
2. активные меры в направлении культурной гегемонии,
3. переговорные треки по вопросам безопасности и прав человека.

В 2014-2020 годах страны Запада использовали только один инструмент, известный и в период «холодной войны» — санкции. Безусловно, санкции сыграли большую роль. Но чем дальше, тем сильнее период санкций воспринимается лишь как подготовительный. Санкции позволили обозначить неприемлемость конкретных действий Кремля и отдельных направлений его политики. Однако на следующем этапе конфликта они окажутся гораздо ниже того запроса, который возникает в новой ситуации.

Надо отметить, что весь репертуар мер, которые может предпринять Запад до прямого вооруженного конфликта с Кремлем, уже хорошо известен и обсужден экспертами как на Западе, так и на Востоке. И главный вопрос в отношении этих мер — «адские санкции», отключение платежных систем, объявление персональных санкций против В. Путина — т. е. превращение России в «страну-изгоя» — упирается в то, что меры не могут быть просто наказанием, а должны содержать и переговорное предложение. И в отличие от времен «холодной войны» как раз в этом направлении обнаруживается дефицит. При этом чем дальше будет развиваться конфликт в Восточной Европе, тем острее будет вставать вопрос об ответственности за его последствия. В том числе и об ответственности стран Запада.

Темпы эскалации в Восточной Европе таковы, что ответственность за стратегическое решение в отношении Кремля приходится на период каденции Байдена, второй каденции Макрона и новой коалиции в Германии.

Самый обсуждаемый сценарий связан со стратегией Байдена. Она пока обозначена пунктирно, и невозможно судить о ее результативности. Однако, очевидно, что она следует схеме «сдерживание — диалог». Элементы сдерживания уже видны: активная военная поддержка Украины, позиция по «Северному потоку-2», участие в укреплении восточных границ Евросоюза, шаги по дальнейшему ограничению токсичного политического присутствия кремлевских «прокси» в европейской политике и активная подготовка к «адским санкциям». Что касается «диалога», то надо подчеркнуть, что кризис разразился именно в пространстве между первой встречей Байдена с Путиным — и ожидаемой второй, на которой должны быть подведены итоги 6-месячной деэскалации. Очевидно, что деэскалации не произошло. Таким образом, содержание второй встречи Байдена с Путиным находится под вопросом.

Есть три сценария дальнейшего развития событий:

Первый — «Украина — форпост Запада». Очевидно, что для Кремля самый болезненный сценарий — дальнейшая энергичная военно-политическая поддержка Украины со стороны Запада. С точки зрения Кремля, она носит характер стремительного продвижения НАТО на восток, создает в Кремле неадекватное впечатление масштабной угрозы национальной безопасности и загоняет Кремль в сильную политическую фрустрацию. При этом сценарии Беларусь окажется быстро и окончательно втянута в орбиту военного сотрудничества с Москвой. Этот сценарий «Украина — форпост» предполагает и одновременное усиление санкций. При таком сценарии для Украины должны быть надежные гарантии, что ее положение «форпоста» окупится получением тех статусов в Евросоюзе и НАТО, на которые она рассчитывает. При этом сценарии стимулируется очень жесткая экономическая и информационная война Москвы-Минска против Украины, военный шантаж и провокации. Несомненно, что Путин потерпит политическое поражение, если Запад начнет реальное быстрое движение к принятию Украины в Евросоюз и НАТО. Поскольку такое поражение будет сопровождаться истреблением гражданского общества в России и Беларуси, Западу следует при этом сценарии подготовиться к развертыванию более масштабной инфраструктуры поддержки продемократических сил в обеих странах и с учетом усиления эмиграции из обеих стран.

Второй сценарий — «Размен» — предполагает шаги Запада в направлении деэскалации в регионе. При этом сценарии можно ожидать: а) быстрого создания новой переговорной конструкции вместо «нормандского формата»; б) обмен между Госдепом и Кремлем по линии: отказ от санкций против СП-2 в обмен на реальное сокращение активности Москвы по существенным токсичным направлениям; в) предложение со стороны Франции или Германии начать процесс обсуждения нового договора коллективной безопасности в Европе в обмен на уход Путина из Донбасса. Сейчас для второго сценария мало оснований, но надо учитывать, что уже ближайший этап эскалации активизирует его обсуждение.

Третий сценарий — «Эмбарго» — сосредоточен исключительно на экономических механизмах. Он сводится к глубокой экономической изоляции России со стороны Запада. В настоящий момент позиция США и Евросоюза заявлена достаточно четко: введение «адских санкций» в случае вооруженного нападения на Украину. Возможно и введение дополнительных санкций в случае новых вопиющих эпизодов нарушения прав человека или фактов токсичных действий в отношении демократических стран. При подготовке «Саммита за демократию» упоминается возможность подготовки глобального «Акта Магнитского». Обсуждаются санкции в отношении Кремля за поддержку репрессивных действий Лукашенко.

Режим санкций несомненно ведет к дальнейшей изоляции России. Сегодня это неизбежный минимальный сценарий. Однако последствия этой «изоляции» неочевидны. Поскольку, в отличие от 70—80 годов ХХ века, сегодня Кремль будет наращивать возможности обхода экономических санкций за счет третьих стран, а список этих стран достаточно большой. А также за счет современных возможностей промышленного шпионажа. Разумеется, санкции не ведут к изменению курса Кремля, однако они дают большой положительный эффект: создают ситуацию большого глобального внимания к токсичным действиям Кремля, создают рамки сотрудничества с Москвой для малых стран, позволяют точно обозначить круг лиц в российском руководстве, ответственных за токсичные действия. Однако надо подчеркнуть, что все три сценария — военная эскалация, размен, «адские санкции/эмбарго» — все это в любом случае лишь первая половина задачи.

Вторая половина заключена в том, как сформулировать предложение Кремлю, при котором этот состав российского руководства — или следующий — видел бы для себя преимущества в том, чтобы пойти на стратегический диалог, а не погружаться в дальнейшую эскалацию и изоляцию. Сегодня Запад откладывает решение о том, какое предложение сделать Кремлю по итогам периода 2014-2020. При этом такое предложение не может быть сделано на основе геополитического размена, т. е. за счет игнорирования свободного выбора народов Восточной Европы — Украины, Беларуси, Молдовы — в их намерении интегрироваться в Евросоюз и НАТО. Трудно себе представить, чтобы альянс западных стран мог оставаться бесконечно долго в режиме расширения давления на страну — члена Совбеза ООН и ядерного клуба — без видения того, каким должен быть стратегический диалог и его желательные результаты. Такой диалог не может ориентироваться на капитуляцию или строиться из расчета экономического краха.

И если российское общество для начала каких-то изменений вынуждено ждать смерти Путина, то для Запада это не имеет значения, поскольку стратегический диалог с Россией будет строиться примерно по одинаковым форматам и при Путине, и после него, учитывая, что место России в глобальной политике будет определено тем, что она останется вне НАТО.

Reformation