Новые эксперименты над страной

По итогам 2018-го самые широкие слои российского населения чувствуют себя погруженными в некий эксперимент, который проводит власть. Политика Кремля — экспериментальная.

Что это значит? Память живущих поколений знает, что с момента прихода к власти Владимир Путин проводил политику трех ключевых слов. Это были слова «стабильность», «безопасность» и «управляемость». Стабильность предполагала и долгую устойчивость рубля, и тип кадровой политики («без резких отставок»), и создание образа власти, которая помнит и выполняет все старые обязательства и выступает «надежным партнером». Безопасность означала и «безопасность на улицах», и приведение чеченского сепаратизма к безопасной норме, и формирование у населения уверенного чувства «долгого мирного времени». Управляемость означала и масштабную реформу госслужбы, и известную модель урегулирования Путиным интересов «башен», т. е. поддержание баланса между крупными игроками собственной «банды», и определенные ограничения в политической жизни, которые в совокупности образовали некую собственную модель «управляемой демократии», в целом характерную для стран постсоветского транзита (Беларусь, Казахстан, Азербайджан), но и имеющую свои отличия.

Все это заняло у Путина восемь лет.

Глобальная экономическая конъюнктура благоволила Кремлю. Надо напомнить, что в первой половине «нулевых годов» Россия рассматривалась всеми как быстро растущая, перспективная экономика, наравне с Китаем, Индией и Бразилией. Кремль видел свое место в этой группе как перспективное. И в 2006 году на Петербургском экономическом форуме был создан политический клуб БРИК. 

К 2007 году вся программа создания «управляемой демократии» была реализована.

Встал вопрос о дальнейшей стратегии. Что дальше делать?

Ответ был очевиден: включиться в глобальную гонку модернизации. Это и стало курсом Кремля в период «тандема». Наступил второй большой этап «путинизма»: четырехлетка риторики о модернизации. В 2008-2011 годах Путин отошел на пост главы правительства, а Медведев стал фронтменом модернизации. Идея заключалась в том, чтобы реализовать хорошую стартовую позицию, занятую в период 2000-2007 годов и не потерять 6-го места в рейтинге экономик за счет быстрого освоения «постиндустриальных» направлений. Ключевыми словами стали «инновации», «кластеры», «гражданские инициативы». Кремль стимулировал создание Сколково и других подобных институций, приветствовал приглашение в Россию иностранной профессуры, стремился привлечь иностранцев для переноса в страну высокотехнологичных производств, бесконечно обсуждал стратегию «венчурного бизнеса», вел большую программу приведения технологических регламентов в соответствие с нормами Евросоюза и т. д.

Вся политика была переведена в другой режим. Практически по всем направлениям она перешла из нормализованной — в экспериментальную. Вся политическая панель заполнилась ранее немыслимыми событиями и образами

Несмотря на крупные чрезвычайные обстоятельства — войну с Грузией, а затем и удар мирового кризиса на переходе от 2008 к 2009 году, Кремль вышел из обеих ситуаций без больших потерь. Участие в модернизационной гонке, несомненно, предполагало и некоторые политические реформы. Разумеется, в рамках «управляемой демократии». 

Но в 2012 году Путин вернулся в Кремль. Купирование «Болотных» протестов и их  последствий заняло весь период 2012-2013 годов.

Новый курс

И тут грянул Евромайдан в Киеве, который привел Путина к решению, которое полностью обнулило весь длинный период стабильности, безопасности и управляемости. Вся политика была переведена в другой режим. Практически по всем направлениям она перешла из нормализованной — в экспериментальную. Вся политическая панель заполнилась ранее немыслимыми событиями и образами, которые далее в течение пяти лет нарастали ежемесячно и ежегодно: бульдозерами давили продукты, парамилитарные отряды рекрутировались через военкоматы, депутаты ежедневно предлагали все новые и новые «ограничения всего» — часто совершенно анекдотические, информационная повестка телевидения «украинизировалась».

Разлетелось вдребезги все: курс рубля, баланс между башнями, БРИКС исчез, Россия слетела с 6-го на 12-е место в рейтинге экономик. На глобальной панели новостей Россия стала производить «новости дестабилизации»: сбитый «Боинг», вмешательство в чужие выборы, токсичность русской олигархии за рубежом.

В результате в 2018 году Кремль породил два экстремальных глобальных события:отравление в Лондоне (март), обстрел и захват украинских судов и моряков (декабрь). Оксфордский словарь, который ежегодно выбирает глобальное «слово года» — ранее это были такие слова как фейк-ньюс, пост-правда, — в 2018 году выбрал слово «токсичность».

Для всех мировых наблюдателей то, что делает Кремль называется словом «эскалация». Несмотря на то, что Путин в уходящем году постоянно публично демонстрировал, что его политика полностью «преемственна», а все действия продиктованы укреплением безопасности, управляемости и гарантиями стабильности, несмотря на то, что дипломатия Кремля продолжает симулировать «партнерство», а финансовые власти изображают нормальный процесс адаптации к «геополитическим рискам», всем очевидно, что это — блеф, муляж.

Причина проста: население прекрасно видит, что Кремль проводит какой-то эксперимент — и над собой, и над населением. Результат этого эксперимента — неясен. Путин поднял самолет со взлетной полосы, но пассажиры не понимают, где он его посадит. И вообще не совсем ясно: умеет ли пилот посадить самолет.

Эксперимент, проводимый над населением, сводится к его адаптации к условиям неясного по своим границам конфликта с окружающим миром, к экономической нестабильности и к атмосфере непрерывного разоблачения ворующих верхов

Три слова  

Безусловно, Путину удалось за почти 20 лет правления не только создать «корпоративное государство», но и подстроить под него общество. И тем не менее «посткрымское большинство» в 2018 году распадается, в этом солидарны все социологи, изучающие Россию.

Три ключевых слова, с которыми теперь имеет дело население: «война» (во всех ее формах), «инфляция» и «предательство». Эксперимент, проводимый над населением, сводится к его адаптации к условиям неясного по своим границам конфликта с окружающим миром, к экономической нестабильности, и к атмосфере непрерывного разоблачения ворующих верхов.

Люди ждут, что война с Украиной кончится и наступит какое-то восстановление нормальности. Люди не думают, что давить продукты бульдозером будут вечно. Давно позади раннее шокирующее разоблачение  министра обороны Сердюкова (2012), за ним последовал поток практически ежедневных скандалов, разоблачений, превратившийся из борьбы с коррупцией — в непрерывный фон, который выглядит исключительно как демонстрация тотального предательства среди начальства.

Мир, возникший после 2014 года, может восприниматься только как временный. Но при этом каждый уже понимает, что «ничего никогда не кончится». 2018 год — крик морского офицера «давиихбл…», из которого видна вся перспектива роста насилия (война). Это падение рубля, новые налоги и штрафы (инфляция). Это воровство ФСО на ремонте дачи Путина , Росгвардии — на продуктах питания  и фантасмагорический скандал с ГРУ.  

Жаргонное слово «подвесить» означает поместить в режим неопределенного ожидания.

Известно, что российское население одно из самых адаптивных. Оно легко отступает к условиям чрезвычайного положения. Однако, отступая, оно хорошо понимает, что происходит. И с насмешкой смотрит на попытки властей усилить «казенный оптимизм».

Главный итог 2018 года — общее ощущение, что Путин и его окружение заперлись в кабине самолета, в салоне всех трясет, все ждут приземления. Но пилоты не умеют сажать самолет, который они подняли в воздух в 2014 году.

The New Times