×

О посткрымской усталости

В 2014 и первой половине 2015 года из опросов, журналистских наблюдений, бытового общения возникало впечатление, что Крым совершил глубокий переворот в российском обществе, возникло новое «большинство», 86% по опросам поддерживали «все, что делает Путин». 86 процентов в этот момент превратились в мем.

В тот период казалось, что Кремль получил на руки все карты для того, чтобы формировать «политическую нацию», было ощущение, что Путин — это новый Муссолини, что он получает возможность конвертировать все мракобесие, которое уже к тому времени накопилось ходом всего периода 2006-2014 — начиная с Дугина и «массового православия мощей» Малофеева, секулярной пропаганды патриотизма Мединского и Старикова и кончая технологическим милитаризмом «Ростеха» и т. д. — все это позволит трансформировать «посткрымское большинство» в какой-то новый этап национального строительства.

Но уже летом 2015-го известный социолог Леонтий Бызов в своем анализе ситуации зафиксировал: действительно, Крым вызвал сдвиг внимания общества с одних проблем на другие, привел к пробуждению старых фобий и архетипов, но несмотря на массовый мем о «скрепах», никакого нового «консерватизма» из путинского поворота не возникает. Бызов подчеркивал: Россия в целом продолжает двигаться в контуре «потребительского общества», а это препятствует переходу к эпохе героического нац-билдинга.

Конечно, в тот момент все были под впечатлением скачка рейтинга Путина — с марта 2014 по март 2015 он подскочил с 59% до 78 или 85% (по разным данным).

Однако буквально через три месяца после выборов 2018 года рейтинг Путина начал стремительно падать, в июне — уже на 8-10%, а в августе ФОМ сообщил, что рейтинг упал до исторического минимума — от 86% осталось лишь 45%. В октябре все социологические службы окончательно зафиксировали, что рейтинг вернулся к «докрымскому» уровню.

Михаил Дмитриев и Сергей Белановский в своем декабрьском докладе ясно показали, что у населения возникло «привыкание», дальнейшая накачка военно-патриотического угара не ведет к повышению доверия. Общая мысль этого и других подобных докладов: «посткрымская эпоха» завершена.

Безусловно, 2018 год — это тяжелый год для Кремля. Грандиозный провал в Британии, развал отношений с Вашингтоном, санкции впервые дали эффект, неудачная пенсионная реформа.

А кроме того, стратегические высказывания Путина прозвучали гораздо слабее, чем в прошлом. Действительно, весь 2018 год Кремль отбивался от международных скандалов, выбрасывал на медиапанель сообщения о чудо-оружии, которым он располагает, а в гражданской сфере Путин выступил с явно слабой идеей «прорыва».

На это обращает внимание Сергей Гуриев в своем недавнем интервью. Путинизм — как модель — выработал свой ресурс, и он уже не сможет предложить стратегию преодоления тех противоречий, которые накопились в системе.

Крымская авантюра Путина как бы сожрала будущее. Она съела регулярное, линейное будущее и переместила всю народную жизнь в режим чрезвычайности

Именно поэтому в конце 2018 года, с одной стороны, начали очень остро восприниматься сообщения об интеграции с Белоруссией — заговорили о новом аншлюсе, инцидент у Керченского моста сразу породил опасения о новой военной операции против Украины (решение проблемы воды для Крыма). С другой стороны, вспыхнули обсуждения «проблемы 2024», как если бы Путин был уже «хромой уткой» и на дворе был бы не 2019, а уже 2022 год.

Постпутинская модель власти

Хотя посткрымский консенсус и сдулся, а у режима накапливаются неразрешимые проблемы, Путин, конечно, не является «хромой уткой», горизонт окончания его правления не виден.

И это породило вторую большую политическую дискуссию: о «постпутинской модели власти».

Одним из ее инициаторов был Михаил Ходорковский, который в серии интервью и выступлений стал развивать мысль о том, что дело не в уходе Путина, а в том, чтобы ликвидировать само разросшееся «место Путина», особую неинституциональную систему власти, которую он создал из поста президента.

Ходорковский сказал: «парламентская республика». Это вызвало волну критических комментариев со стороны специалистов-политологов. Позже он добавил: «парламентская республика с сильным правительством».

Одновременно штаб Навального запустил сайт «План перемен», куда стали писать лучшие умы. Цель сайта — продумать конкретные идеи для будущего.

Крымская авантюра Путина как бы сожрала будущее. Она съела регулярное, линейное будущее и переместила всю народную жизнь в режим чрезвычайности («все — сегодня!»). Поэтому обсуждение того, как все можно устроить после Путина, приняло характер явной футурологии. И к концу года закрепился мем «В прекрасной России будущего». В нем иронично запакована мысль о том, что мы обсуждаем «воображаемое будущее, которого никогда не будет».

Историк и главный редактор журнала академических историков Ab Imperio Илья Герасимов замкнул дискуссию двумя важными статьями. Его мысль проста: оппозиционные политики всегда готовятся к прошлой революции, как и генералы — к прошлой войне. Но невозможно опираться на старые модели «демократизации» и идеи восстановления конституционных свобод, машинально рассчитывая на образы старого либерализма. Потому что на наших глазах меняется весь мировой, глобальный контекст и демократии, и либерализма. Герасимов предупреждает: вопрос о «переходе власти» может встать в таких кризисных экономических и социальных условиях, что сегодняшняя «футурология» на тему перехода власти ничем и никому не поможет.

Основной итог этой дискуссии в течение года заключен в том, что если раньше аналитики уделяли много внимания «свободному классу» больших городов или ежегодным проявлениям публичного протеста, то сейчас, в этом «посткрыме» — будущий «переход» находится в руках какой-то части путинской бюрократии. Поэтому и в докладе Дмитриева — Белановского большое внимание уделяется тому, что на фокус-группах говорят сотрудники госслужбы.

Есть ли план у Путина

Третья большая дискуссия, начавшаяся в прошлом году, касается понимания стратегии, которую выбрал Путин, оказавшись в узком коридоре созданного им «посткрыма». Он игнорирует все материалы собственных социологических служб, доклады экономических и идейных центров. И не сделал шага — ни в ту, ни в другую сторону.

Он не стал дальше накачивать идею «политической нации», которая легко вырастала в 2014-2015 гг. И теперь у него даже уже и Дугин, Стариков и Малофеев — в оппозиции.

Но он не принял и план реформ Алексея Кудрина.

Константин Гаазе и ряд других аналитиков высказывают мнение о том, что аппарат утратил представление о стратегии и живет «одним днем», выполняя текущие указания.

Ясно видно, что тандем Вайно-Кириенко выступает не с позиций укрепления «патриотизма» а-ля Мединский или риторики «без Путина нет России» а-ля Володин. Кириенко вместо этого делает ставку на «корпоративную культуру» и тренинги для «технократов», ясно показывает, что взят курс на создание широкого слоя технократической номенклатуры без излишней патриотической аффектации. Видно, что Кириенко — не герой «консервативной революции».

Путина устраивает имеющийся дизайн — включая все ветви власти, партии, общественное представительство, АП и Совбез, и т. д. Главная задача видится в выращивании адаптированного к этой системе нового поколения технократов, которые будут сохранять систему и передавать ее дальше

В самом конце 2019 года исполнится 20 лет с момента, когда Ельцин передал президентство Путину. Очевидно, что Путин не может просто передавать «кольцо всевластия» дальше. Его задача сводится к тому, что передавать не «кольцо», а окончательно выстроенную систему «государство+общество», которая должна существовать «вечно». Иначе говоря, «посткрым» должен окончательно загустеть и превратиться в бетон, а весь институциональный дизайн системы должен быть признан пригодным для необозримого исторического будущего.

Если что-то в этом дизайне не так — то он должен решительно начинать менять его, поскольку уже прошло 20 лет и дальше ждать нечего.

Но мы видим, что никаких реформистских планов у Путина нет. Его устраивает имеющийся дизайн — включая все ветви власти, партии, общественное представительство, АП и Совбез, и т. д. Главная задача видится в выращивании адаптированного к этой системе нового поколения технократов, которые будут сохранять систему и передавать ее дальше. Нужно просто улучшать технологии внутри этой системы управления: оцифровать ее, вырастить правильных аппаратчиков, «повысить ответственность» членов партии. Чем и занимается, например, нынешний секретарь генсовета «Единой России» Андрей Турчак.

Если посмотреть поток текстов, который порождается привластными авторами и структурами, то хорошо видно: дискуссии о внутренней политике закрыты, «все ушли на фронт».

Партийцы Володина и Матвиенко занимаются «народной дипломатией», продают Путину все новые форумы в Москве с участием иностранных депутатов и политиков, все мозговые тресты порождают доклады о «евразийском сотрудничестве», «восточной политике» (Валдайский клуб) или об участии России в грядущем «переделе мира» (СВОП).

2018 год был самым бледным по части государственнических идей по внутренней политике. Самым обсуждаемым текстом стала статья Валерия Зорькина к 25-летию Конституции. Даже лояльнейший Зорькин в этом тексте обозначает «стратегические разрывы»: состояние государства не соответствует статье о «социальном государстве», система политического представительства не соответствует конституционным нормам политических прав, он выступает за переход к двухпартийной системе.

С уходом Путина система немедленно начнет рушиться по тем швам, которые остались несшитыми. И его правление окажется обнулено ровно так же, как сам он поступил с периодом правления Ельцина. Система исчезнет, а санкции останутся

Доверие необратимо падает. «Посткрымский консенсус» распался. В отношении путинского «прорыва» пессимистически высказываются даже очень лояльные экономисты, а у среднего звена руководителей явно нарастает понимание, что они работают в рамках «нереалистической политики». В этом виде система не может быть передана на руки следующему поколению. Однако Путин, зная это, не делает никаких шагов. Его полностью удовлетворяет та форма государства и общества, которую приняла Россия во время его правления.

Это означает, что с его уходом — сейчас или через 20 лет — система немедленно начнет рушиться по тем швам, которые остались несшитыми. И его правление окажется обнулено ровно так же, как сам он поступил с периодом правления Ельцина. Система исчезнет, а санкции останутся. И тем, кто это будет разгребать — не позавидуешь.

Эксперты говорят – «элита» молчит

Усталость «посткрыма», блуждания вокруг «прекрасной России будущего» и путинское игнорирование видимых всеми напряжений в системе — это три главные дискуссионные темы конца прошлого и начала этого года.

При этом российское общество плотно встроено в корпоративное государство, оно не может ориентироваться на вынесенную вовне часть мозга — на небольшую группу интеллектуалов, инициирующих дисскуссии, хотя и прислушивается к ним. Общество смотрит на то, не качнется ли где настроение начальства тех корпораций, к которым все приписаны.

На начальственных лицах не видно оптимизма. Эти лица хмуреют, на них видны следы тревоги. Вероятно, у 30-летних технократов есть какой-то образ «России будущего», и он как-то отличается от этого же образа у Ковальчука и Сечина. Но в чем отличие? Неизвестно, потому что они молчат.

The New Times

Похожие записи

Trump, piano per l’Ucraina? Nulla oltre la retorica

La guerra in Ucraina ha una soluzione diplomatica? Sembra che tutte le parti interessate siano pronte a un grande compromesso. Le notizie...

Как оппозиция думала о переустройстве России

Новый дизайн государства может быть сконструирован только внутри реального политического процесса.

Переговоры Трампа и Путина состоятся до 10 февраля: Морозов – о перспективе окончания войны

Путин не сможет читать Трампу лекции по истории, после звонка в Кремль инициативу в войне примет Европа, считает Александр Морозов.

Дональд Трамп и конец войны

Трамп анонсировал, что завершит войну в 24 часа – и даже не очень в шутку повторил это в ответ на каверзный вопрос...

«У Трампа есть пять инструментов давления на Путина»

Это радикальные меры военного, политического и экономического характера, рассказал в интервью политолог Александр Морозов.

«Бархатный развод»: политолог Александр Морозов — о том, как Чехословакия стала Чехией и Словакией на Новый год

31 декабря 1992 года официально распалась Чехословакия. 1 января 1993 года на карте появились две новые страны: Чехия и Словакия.