Дорогой Юрий Алексеевич!
Я живу и работаю в Праге. Здесь очень много людей, для которых Сандармох и ваша история — это не только один из эпизодов политических преследований, но нечто большее. В последние годы здесь два важных события: группа молодых чешских историков собрала и систематизировала данные обо всех чехословаках, попавших в ГУЛАГ, и в эти же годы российский журналист и историк Владимир Поморцев — а он живет тут 20 лет — проделал большую работу по ревизии всех русских воинских захоронений. В Чехии не прекращается работа по установлению имен погибших, их жизненных историй. Для чехов неимоверно важна открытость российских архивов. До сих пор неясны обстоятельства гибели Масарика в 1948 году, судьбы многих чехословацких легионеров, погибших во время гражданской войны и обстоятельства гибели жертв сталинизма.
Поэтому за вашим делом мы здесь все пристально следим. Сандармох оказался символом новой культурной политики властей, которая затрагивает самые глубокие пласты народной жизни. Многим казалось, что после 1991 года уже никогда не будет поворота к ложным формам официального идеологического культа. Казалось, что память о жертвах ХХ века будет общей для всех народов Европы. А главное, что эта память в России примет характер обычной открытой исторической работы, которая никем не ставится под сомнение. И которая уж никак не связана с казенным представлением о «благонадежности». Но вот теперь, через 30 лет после окончания советского периода, вдруг оказалось, что могилы стали предметом новой «партийной политики». Очевидно, что могилы стали мешать той концепции русской истории, которую, видимо, хотят укрепить «новые пионеры». Не знаю уж, как точно назвать этих людей.
Все это вы знаете лучше меня. Хочу лишь сказать, что вы и ваша многолетняя работа для меня и для многих ваших современников оказались тесно связанными не только непосредственно с тем движением сохранения памяти, которая есть во всех странах Центральной и Восточной Европы, но культурным освоением ХХ века в целом, то есть с тем, что сделали Чеслав Милош, Томас Венцлова, Ольга Седакова и многие другие умные и глубокие люди, которые дали нам примеры искреннего, открытого языка, на котором можно говорить о жертвах, о примирении, о том, каково наше место в картине народного горя, которым было наполнено прошлое столетие. То, что вы делаете, стоит в этом ряду.
И я не сомневаюсь в том, что никакие казенные усилия, порождающие ложь вокруг вас и вашей работы, не устоят перед этим открытым и искренним языком, без которого ни один народ жить не может. Ложь рассыпется. «Наши мертвые нас не оставят в беде».
Спасибо за правду Сандармоха и за то, что вы создали такой ориентир в отношении памяти о жертвах, который очень важен для будущего.
Александр Морозов,
5 января 2020 года, Прага
Ответное письмо от Юрия Дмитриева из заключения:
