1
Первая тяжелая проблема заключена в том, что у Путина снесло фасад. Внутри любой политической системы есть тяжелые противоречия. Но они — буквально как у здания — находятся за фасадом, их не видно, о них можно догадываться. Снаружи глядя, до конца нельзя быть уверенным, что там происходит в доме, в квартирах. Крымская авантюра и все дальнейшее в 2014–2018 привело к тому, что фасад путинского здания срезало, как будто ударом авиабомбы. И мы видим, что внутри все функционирует: люди ходят по этажам, что-то делают, но теперь это все «на виду». Фасад рухнул — и вывалились пробирки с фальшивой мочой, панамское досье, кибер-партизанщина против правительственных серверов. До 2014 года система была тоже плохой, но из-за наличия фасада она оставалась «приемлемым партнером». В мире много «иллиберальных демократий», «электоральных авторитаризмов», которые находят способы десятилетиями управлять населением. Но все они — с фасадом. У Путина снесло фасад невосстановимо, это очевидно. Вопрос в том, как в таком «обнаженном» виде это все может работать. У Павловского был очень хороший образ «экзоскелета» применительно к путинизму. Действительно, внутри большой, тяжело ходящей, но мощной машины сидит очень маленький инопланетянин. Все это производит впечатление только до той минуты, пока часть этого экзоскелета не снесло. В таком виде это чудовище представляет огромную проблему даже для близких себе режимов. Оно говорит окружающим: «Давайте работать, сотрудничать. Как прежде»!», но оно не отдает себе отчета в том, что у него нет целой передней стенки. Сейчас даже трудно себе представить, как наследники этого экзоскелета будут восстанавливать фасад через 20–30 лет. Это колоссальная проблема.
2
Главная внутренняя проблема следующего этапа путинизма как системы — нарастание неизбежного противоречия между людьми в «госуправлении» и людьми «на яхтах». Расследования Навального сделали свое дело. Вскрытие форм роскоши, богатства людей, которые являются всего лишь «порученцами» Путина, а не какими-то самостоятельными «Илонами Масками», не могло радикализовать население. Но зато это все оказало неизгладимое впечатление на госслужащих и среднее звено менеджмента. Россия управляется несколькими миллионами людей, которые находятся в сугубо бюрократической позиции. Ответственность их высока. Особенно после всех реформ регулирования, госзакупок, форм контроля за деятельностью и т.д. Они получают высокие зарплаты относительно остального населения. Но они прекрасно видят, что, пока они «гробят здоровье на государство», при риске сесть в тюрьму даже не за преступление, а просто за «невнимательность», за ошибку, другие люди — ничем не лучше — плавают на яхтах и владеют гигантскими латифундиями в Европе. При этом эти «латифундисты», как всем видно, совершенно несамостоятельны. Они, как любой госслужащий, полностью зависят от Кремля. Вот тут, в этой сфере, главное напряжение в путинской системе по итогам ее развития в последнее десятилетие. Люди на госслужбе — вовсе не все «пилят» что-то. Большая часть их просто работает за зарплату в 70–200 тыс. рублей в месяц. Понятно, что они лояльны системе, патриотичны (без истерики), несут свою часть ответственности за то, чтобы «все работало». И вот им как раз очень сложно самим себе ответить на вопрос: а почему столько внимания Керимову или Дерипаске? Почему им позволено все? И если управлять социальными низами, которые сидят с зарплатой 7–15 тыс., такая система может бесконечно, то проблема конфликта между путинскими сверхбогатыми и госменеджментом внутри этой системы неразрешима. Здесь будет накапливаться напряжение.
3
Третья проблема такова. Как я предполагаю, Кириенко и ряд других людей хотели бы свернуть разгул идиотизма в политическом блоке контролируемых медиа. Но сделать они этого не могут. Эта проблема отчасти связана с предыдущей темой. Это иллюзия, что всем внутри системы нравится эта непрерывная истерика на федеральных каналах. Среднее звено госменеджмента воспринимает все это ровно так же, как и 30-тысячный контингент столичной гуманитарной интеллигенции. Медиа направлены на воображаемый «охлос» и управляют им. Но люди не считают себя такой «толпой». Драка в эфире, однообразные постановочные «дебаты» с одним и тем «шахназаровым», одна и та же интонация «военного времени» в новостях — все это too much даже для вполне патриотичного сознания. Но свернуть этот высокий градус нервозности и производства брехни — невозможно. Потому что «вагонетка разогналась». Да и проблема еще в том, что сам Путин «сползает» в своем политическом дискурсе все ниже. Печка телевизора работает уже не на консолидацию, как принято считать, а на разрыв котла.
4
Главная проблема всех подобных режимов на поздних стадиях — это проблема кадров. Она неизбежно «раздувается» и оказывается в центре повестки. Что вполне понятно. Если у вас долгий персоналистский режим, огосударствление всего и гигантская бюрократия, то главный вопрос — откуда взять кадры, как их подготовить и как создать привлекательную систему их роста. Поскольку люди «сами» в такой политической системе «свободно» уже не могут расти. Для этого нет коридоров и самостоятельных институций. Кремль эту проблему понимает. Началась большая программа подготовки следующего поколения «начальников». По слухам, Кириенко теперь требует, чтобы рекомендуемые назначенцы были моложе сорока. Это понятная логика. Если вы хотите, чтобы созданная система сохранилась, ее нужно через десять лет передать в руки людей, которым будет к тому времени 50 лет, а не 60. Отсюда и вся эта пена с «кадровым резервом», системой «наставничества», конкурсами «Молодой лидер», которую развивает АП. Г. Павловский и И. Крастев правильно обращают внимание на эту тему: чтобы сохранить систему, требуется не просто, чтобы после ухода Путина был консолидирован «близкий круг» без раскола. К этому требуется еще и целое «путинское поколение», которое будет лояльным этому «близкому кругу». Т. Становая в недавних текстах верно фиксирует основную черту этого искомого «нового поколения» системных бюрократов — политические менеджеры без политических взглядов и амбиций, специалисты по логистике, стоящие на политических постах. На языке Кремля это называется «молодые технократы». Это все будет центральным пунктом всего следующего, «бесконечного срока» Путина. «Кадры решают все». Фундаментальная проблема, которая тут залегает: никогда хорошо не удавалось передать власть через «номенклатуру», через кадровую бюрократию в деполитизированном режиме.
5
Пятая проблемная позиция, возможно самая главная: тот градус конфликта с так называемым «Западом», который конструирует Путин, не может получить никакого разрешения. Понятно, что никакой «Ялты-2» не может быть — не только потому, что Россия не может быть субъектом такого процесса, но и, в первую очередь, потому, что вообще нет никого на планете Земля, кто мог бы образовать конфигурацию, ведущую к такой масштабной ревизии всей мировой политической архитектуры. Ведь «Запад» как единый субъект существует только в сознании тех, кто замкнулся в самоизоляции. Когда Путин говорит «Послушайте нас!», у этого нет адресата. Все «услышали» Путина в 2014 году. Все политические департаменты и экспертные центры мира обдумали произошедшее. И проблема тут в том, что никто не смог увидеть, где та степень реалистически понимаемой угрозы России, на которую с такой энергией реагирует Путин. Поэтому возник «объяснительный консенсус»: Путин сошел с ума из-за Майдана. Но никто ничем тут помочь не в силах. Сдать назад Путин тоже не может. Это означает, что весь свой следующий «бесконечный срок» он будет загонять всю свою систему в нагнетание «геополитических рисков» (как это мягко назвал Г. Греф). Из этого для самой системы вырастают многочисленные тяжелые последствия: все, что могло бы хорошо продаваться на внешних рынках, будет продаваться плохо и с трудом. Гигантский глобальный коррупционный рынок услуг по обходу санкций будет нарастать. Милитаризация IT-индустрии и дальнейшие попытки развивать частные армии будут усиливать линию конфронтации. Русские деньги сделаются более токсичными, чем исламские и китайские. Уже в 2014–2018 годах экономическая жизнь в результате украинской авантюры и санкций перешла в режим непрерывной «адаптации» к конфликту. Такой режим перманентной адаптации, которая делается постоянной повесткой дня экономических властей, конечно, не позволяет создать никаких надежных драйверов роста и стабильности. На это накладывается и тот печальный факт, что все члены Совета Безопасности РФ, начитавшись докладов собственных аналитиков, совершенно убеждены в том, что по не зависящим от нас причинам, в силу общего детерминизма истории, в горизонте 2025–2030 годов неизбежна новая глобальная война и к ней надо быть готовым. Этот градус конфликта, который продуцирует Кремль, будет «прогревать» всю систему непрерывно многие годы. Тут Путин заложил большую бомбу под постпутинское будущее: ведь любой отказ мыслить в центре российской политики тотальную угрозу со стороны Запада будет означать «капитуляцию». Тяжело придется тем, кто должен будет обосновать лет через 10-15 для обнищавшего населения, что никакой угрозы не было — ни при создании новой системы ПРО в Европе, ни на Майдане в 2014 году. Людям придется еще десять лет привыкать к этой новой мысли.
Gefter.ru. Пять проблем Путина следующего периода власти
